Нужны ли России специалисты по экстремальным ситуациям?

это может вам помочь Плюсы фасадов В России фасады появились не так давно, как например, в Германии или Финляндия

Нужны ли России специалисты по экстремальным ситуациям?

Волна терактов, прокатившаяся по стране, показала, как нужны России специалисты по экстремальным ситуациям. Поставила те же проблемы и война в Чечне. Вроде бы, с одной стороны, такие люди есть. Скажем, в Главном управлении воспитательной работы Министерства обороны РФ создана группа психологической помощи и реабилитации. Различные подразделения такого типа есть и в крупных ведомствах и клиниках. И все-таки между различными службами нет координации, отсутствуют продуманная сеть и структура таких социальных институтов.

После терактов любая уважающая себя газета печатала в те трагические дни комментарии психологов, которым пришлось иметь дело с жертвами злодеяний. Но нередко можно было прочесть и нечто обескураживающее. Вот один из специалистов рассуждает о том, что в психологической реабилитации нуждаются в основном взрослые. А дети? - Они, мол, уже через полчаса включаются в азартные игры и забывают обо всем на свете. Другой психолог убеждает нас в том, что актуально проведенная терапия способна незамедлительно развеять образ катастрофы. Третий глубокомысленно замечает: если человек не может вспомнить свое имя - не беда. Шок скоро пройдет, а вот пациента нужно тщательно осмотреть.

Если ориентироваться на газетные публикации, можно полагать, что специалистов по экстремальным ситуациям у нас мало. Да и откуда им взяться? На психологических факультетах вузов страны такой спецкурс читается крайне редко. Классические западные работы на эту тему не переведены. Вот почему на месте катастрофы нередко оказываются энтузиасты, подвижники. Огромное им спасибо за помощь... Однако дилетантство настораживает. Во всем мире, кроме России, психология экстремальных ситуаций развивается стремительно. Там есть свои "отцы-основатели", осмысливается накопленный опыт.

Опыт экстремальных ситуаций исследован многими крупными специалистами. Назовем прежде всего работы американского психолога Б. Беттельхайма, который изучал поведение заключенных в немецких лагерях. В 1967 г. вышла в свет книга крупного американского психолога и психиатра, профессора Йельского университета Роберта Лифтона "Смерть при жизни. Пережившие Хиросиму". Это первый серьезный опыт исследования состояния людей, которые перенесли атомную бомбардировку. Опыт на уровне современной психологии.

Психологические следствия любой катастрофы, ее травматический эффект в сильной степени зависят от момента внезапности и степени внутренней подготовленности. Многие из опрошенных Лифтоном говорили: "Мы были готовы к чему угодно, но не могли вообразить ничего подобного". Москвичи, ставшие жертвами теракта, тоже испытали огромный шок от злодеяния, которое оказалось непредвиденным.

Это не только катастрофа. Это - встреча со смертью. Весь дальнейший психологический опыт выживания определяется первоначальными мгновениями "погружения в смерть" и оставленной им неизгладимой "печатью смерти". Любая своевременно примененная терапия не избавляет от длительной психологической работы с жертвами. Во время армянского землетрясения 1989 г. местные газеты опубликовали очерк об одном секретаре райкома партии. Во время бедствия погибли его жена и дети, родители, родственники. Он был на работе, а дом обрушился. Журналисты восхищались тем, что секретарь райкома, несмотря на такое горе, остался на посту, руководил подчиненными, звонил в организации и при этом сохранял на лице маску невозмутимого спокойствия.

Вот он, герой! Однако этот человек, если говорить языком психологии, просто впал в состояние психического онемения. Внезапность кошмара не позволила ему осознать глубину бедствия и собственного горя. Он действовал автоматически, бессознательно. Настоящая трагедия для него начнется тогда, когда он придет в себя, выйдет из состояния мортификации и окажется один на один с обрушившимся на него горем.

Психологи знают, как важно для самоощущения человека глубинное представление о самом себе. Это внутренне устойчивое ядро служит ему жизненной опорой. Человек постоянно задает себе вопрос: кто я? Всю жизнь он корректирует тот образ, который складывается в его сознании. В экстремальной ситуации механизм идентификации не выдерживает слома. Человек, грубо говоря, перестает понимать, кто он такой. Работает защитный механизм. Если все это происходит не со мной, значит, я не чувствую боли и горя... Конечно, надо на месте катастроф осмотреть тело пострадавшего. Но в особой помощи нуждается тот, кто "забыл себя". Необходимо восстановить образ, иначе распад личности неизбежен.

Павел Гуревич