Геннадий Зюганов. Психологический портрет

это может вам помочь Плюсы фасадов В России фасады появились не так давно, как например, в Германии или Финляндия

Геннадий Зюганов. Психологический портрет

ЕГО НЕ ЛЮБЯТ ПАРОДИСТЫ

Из политиков у нас высмеивают всех кроме Зюганова, лидера самой крупной партии и претендента на престол. Телепрограмма "Куклы" не в счет - там, он представлен в виде обобщенного представителя левых сил. Не пародируют обычно или тех, кого не знают, или тех, кого боятся.

Причина опасений представляется психологически оправданной: по натуре Зюганов - учитель. Либеральная общественность, голос которой наполняет отечественное информационное пространство, помнит свои школьные годы и боится ограничений на своем рабочем месте - в области идей, цветных картинок и изящной словесности. Её страшит одиозный образ учителя, что нависает над личностью и преследует, и давит её неизжитыми детскими страхами.

Тем более, что от учителей она за последние годы отвыкла. Видя перед собой учителя, чувствует себя дико и неуютно. Интересы, мягко говоря, давно не те. Еще - связанные с учителями исторические мифы. Ох, уж эти сельские учителя! Из воспитателей юношества они так быстро превращаются в разбойников. Кропоткин - князь - тихо писал книги, а сельский учитель Махно (с его книгами подмышкой) подтверждал князево слово тачанкой и пулеметом. Ленин вроде бы тоже из учительской семьи, называл себя публицистом, а организовал-таки вооруженное восстание.

НАСЛЕДНИК "ВЕЛИКИХ ТРАДИЦИЙ ПРОСТОГО СОВЕТСКОГО УЧИТЕЛЬСТВА"

Геннадий Андреевич - учитель по натуре и по происхождению. В роду Зюгановых 300 лет учительского стажа, родители - учителя, жена - сначала ученица, потом тоже учительница. У него даже внешность сельского учителя - лобастая голова, короткие крепкие ноги и тяжелые руки крестьянина.

Не так давно Зюганов защитил докторскую диссертацию в МГУ, причем успешно. Жест, так и оставшийся непонятным для публики. блики. Политики его возраста и положения пишут мемуары или, в крайнем случае, стихи. Их редко заботит подтверждение у авторитетных специалистов в данной области своего права руководить и своей квалификации. Зюганову, похоже, такое подтверждение требуется. 

Наряду с этим, он, по-видимому, не считает себя ученым, и вряд ли относится к психологическому типу гностиков, то есть людей, получающих наибольшее удовлетворение от познавательной деятельности. Научную деятельность он представляет не в категориях проявления интеллектуальных сил, а как аналог физического труда, измеряемого энергетическими и временными затратами, когда успех определяется степенью трудолюбия. Такие установки закладываются обычно в раннем детстве. Например, от матери. Те же качества Зюганов позже будет ценить и у своих близких, например, у будущей жены.

Не только наука, но и искусство ассоциируется у него с трудом. Зюганов благоволит к труженикам искусства. С трудолюбием хорошо сочетается такое качество, как упорство, которое тоже закладывается в детстве. Упорство обычно универсально, проявляется во всех видах деятельности. Зюганов упорен в спорте (как и Ельцин, он увлекался волейболом). Упорство помогает ему и в научной работе. Иногда с трудолюбием и упорством сочетается скромность как одно из проявлений заниженной самооценки.

Кроме того, Зюганова воспитывали в строгости, и это выработало у него преувеличенно уважительное отношение как к общественным институтам и ценностям, так и к результатом чужой духовной деятельности. С одной стороны, он склонен абсолютизировать авторитеты: вокруг него находятся великие писатели, великие актеры и режиссеры, крупнейшие советологи, высочайшие духовные и нравственные авторитеты; для него существует великая литература, он живет в великую эпоху, среди лучших людей России и великих идеалов. Среди этих чудес и героев он сам занимает весьма скромное положение.

С другой стороны, он готов обращаться к ним за советом, готов учиться мастерству, рству, принимать решения не единолично, а коллегиально, после неоднократных консультаций (самое любимое слово). Зюганов принадлежит к тем людям, которые с энтузиазмом учатся всю жизнь. Зюганов не относится к учителям человечества, тем, кто выдвигает новые идеи и ведет за собой. Скорее, это типаж преподавателя, человека, пользующегося готовыми истинами, которые находятся не в головах авангарда, а на полках общедоступных библиотек. И обращается он не к людям вообще, не к последователям, а к "школьникам", к тем, кто слушает его для того, чтобы учиться "грамоте". Его слушатели - думающие, трезвомыслящие, здравомыслящие люди, вообще говоря, те, кто способен соображать.

Хотя иногда слушатель для него и оппонент. В основном Зюганов требует от окружающих не столько истины, сколько грамотности. Понятия "дилетантизм" и "преступление" нередко стоят у него рядом ("..бездарная, преступная политика..."). Состояние общества оценивает в категориях развития и деградации. Не любит - глупость, дилетантизм, некомпетентность. При этом Зюганов отнюдь не относится к числу догматиков, для которых мир устроен просто и понятно. Напротив, он представляется ему сложным и малоизученным. А поиски принципов лучшей жизни, по его мнению, только начинаются.

Кроме того, Зюганова никак нельзя отнести к рационалистам; не в меньшей степени, чем на знание, он склонен полагаться на интуицию и веру. Показательно, что дочери, которая увлекается астрологией, удалось увлечь и его. Называя свой символ веры, Зюганов упоминает этические и эстетические категории, интеллект и знания туда не попали. Однако, он ни в коей мере не склонен к релятивизму, интеллектуальной и моральной терпимости. Когда речь идет о владении устоявшимся знанием, Зюганов требователен и строг.

Хороший преподаватель не забывает, что в разных аудиториях слушают по-разному. Зюганов весьма чуток к уровню восприятия и понятийному аппарату своих слушателей. С единомышленниками он говорит на привычном им "партийном" языке, с иностранцами - в рамках понятий европейского либерализма, со служителями церкви - использует язык православия. Умеет уместно употребить выражение "силы зла", "нравственный подвиг", двиг", "духовное укрепление", различить обитель и храм, помнит, что князь Владимир был святым равноапостольным князем.

Вокруг речевой пластичности Зюганова строятся попытки поймать его на противоречиях и лжи. Однако Зюганов строже относится к слову, чем его критики. Слово для него - орудие познания и объяснения, как ни наивно по отношению к политику это звучит. Можно сказать, что он особо озабочен правильностью трактовок. В отличие от многих политиков, он действительно стремится быть именно правильно понятым. В его выступлениях отсутствуют явные и скрытые умолчания.

Зюганов не прячется за терминологией, не обходит "общепонятных" мест. Желающий найдет у него разъяснения по самым разнообразным вопросам, обнаружит такие перлы, как "разрушение материальной базы инфраструктуры отечественной культуры" (это для тонких ценителей научного канцелярита) и одновременно незамысловатое деревенское просторечие.

СЛОВО И ДЕЛО

Основным делом для себя, как политика, Зюганов считает объяснение и убеждение - слово (и в этом он прямая противоположность тому же Ельцину). По его мнению, для политика публицистика - основная часть работы. Это - специфическое понимание политической деятельности, когда она аналог преподавательской. Зюганов чувствует в себе просветителя, "диспутанта".

Продукты своей деятельности, которые Зюганов чаще всего упоминает, это слова - выступления, книги, программы, конференции; не действия, а планы, концепции действий (его соратники ежедневно работают для того, чтобы появилась нормальная конструктивная программа совместных действий). Такие же требования он выдвигает и к властным структурам. Тех, к кому он обращается, не индивидуализирует, а представляет в виде аудитории.

Судя по известным из прессы фактам, Зюганов участвовал только в словесных политических баталиях и пропускал кулачные (Белый Дом не защищал и не обстреливал). ивал). Тем не менее, словом и собственным примером, как разбежавшийся с уроков класс, собрал рассыпавшуюся компартию, объединил ее идейно и оформил организационно. Большинство наблюдателей отмечают ее высокую организованность. Каков поп, таков и приход - учительские задатки лидера благотворно сказываются на поведении его "учеников". В классе должен быть порядок и Зюганов умеет его наводить.

Зюганов ничего не создавал заново, он сохранял имеющееся и восстанавливал разрушенное. Школьный учитель всегда был самоотверженным хранителем и защитником, беспокоился об утрате грамотности и духовности, чувствовал себя за это ответственным. Роль учителя не выигрышна, в финале он не скачет впереди полка на белом коне, но, безусловно, заслуживает всяческого уважения. Программные установки партии Зюганова написаны не для рекламы и будут выполняться. К ним стоит относиться серьезно, и тем, кто верит, что Зюганов может стать президентом, их стоит заблаговременно прочесть, чтобы потом не "плавать" на экзамене.

"ПОЖАЛУЙТЕ НА ПЕДСОВЕТ!"

Даже в элитных учебных заведениях возникают конфликтные ситуации, в разрешении которых участвует расширенный педсовет. Там не договариваются, не сотрудничают. Там изобличают и стыдят. Самые отвратительные учительские привычки: злопамятство, занудство - проявляются там в наиболее острой форме. Именно в этой стилистике ведет Зюганов полемику со своими оппонентами. Попытки выставить оценки, призывы к общественному порицанию, напоминания о прежних ошибках вызывают у виновников не уважение, а раздражение.

Рядом с занудством неплохо уживается резонерство. Для учителя конкретный случай имеет воспитательное, а не проблемное значение и интересен не сам по себе, но в качестве элемента учебного процесса. При нем повторяются азы, обсуждение естественным образом строится от общего к частному. Зюганов акцентированно дедуктивен. Так, выступая в Думе по поводу событий в Буденновске, он начинает с того, что "...все мы являемся заложниками этого (президентского) курса и этой политики". Далее - примеры прошлых ошибок. шибок.

Резюме: главные разрушители и главные виновники - президент и его окружение и наше совершенно некомпетентное Правительство. Наконец вроде бы начинается переход к конкретному случаю: "Теперь что касается трагедии...". Но не тут-то было: "Трагедии катятся ежедневно, ежемесячно. Первая трагедия 1991 год, когда, презрев всенародное голосование...".

Второе резюме: "Дальше будет хуже, если продолжать тот же самый курс". Новая попытка перейти к конкретике: "Что касается реального отношения политиков к этому...". Опять не получилось: "Я согласен с Явлинским, Президенту не в Галифаксе сидеть, а в предбаннике..." и т.д. Наверное, это справедливо, но раздражает неуместностью.

Повторения раздражают сами по себе, не говоря уже о повторении банальных истин. Зюганов без этого, видимо, не может. Учитель перестает повторять пройденное, когда ученики твердо усваивают материал. Свои ученики, может быть и усвоили, ученики из чужих классов явно нет, хуже того, они вообще не хотят учиться. Они бранят учителя, не слушают, перевирают его слова. В ответ Зюганов повторяет и повторяет свой учебный курс. Последовательно, неутомимо парирует каждый наскок. Терпение его неистощимо.

Скорее всего, Зюганова поддерживает снисходительность к глупости и дилетантизму, практическое убеждение в том, что степень невежества нередко соответствует степени злобности и агрессии, уверенность в конечном торжестве знания. Подсознательно оппоненты для него неразумные дети, обижаться на которых грешно. Им надо спокойно еще раз все объяснить.

Старый дидактический спор о том, следует ли учить только тех, кто имеет способности, или всех, кто хочет, Зюганов решает в пользу всех. Поэтому он вправе ответственно заявлять, что консультируется абсолютно со всеми. Как у большинства воспитателей, важнейшими в понятийном лексиконе Зюганова являются категории "можно и нельзя", "правильно и неправильно", которые обуславливают терзающую либеральный вкус императивность высказываний. На экзамене работу учеников оценивают по результату. Зюганов перенес эту неприятную учительскую привычку на споры с политическими противниками. Как следствие отношения его ия его с оппонентами быстро портятся, а споры быстро переходят в баталии со взаимной неприязнью и ненавистью. Политическая, а порою и внутрифракционная борьба разворачиваются по аналогии с экзаменом, на котором обе стороны выступают в роли экзаменаторов.

Результат - всего лишь один из критериев оценки деятельности. Вычленение изолированных результатов ведёт к субъективизму, и дурным фантазиям, когда недостающие компоненты деятельности оппоненты домысливают друг за друга. Домыслы, в свою очередь, вызывают вполне законное взаимное раздражение.

В случае с Зюгановым и его оппонентами домысливаемые цели, как правило, гипернегативны. Не цели, а поползновения. И те, и другие готовы приписывать друг другу козни, подлоги, провокации, предательство. Результат - стрессовая ситуация с её неизбежными последствиями. Одно из них - редукция в прошлое. Сторонники Зюганова во главе с ним клеймят оппонентов за развал державы, культуры, за рост преступности и расцвет чернухи, а оппоненты навешивают на Зюганова и его окружение все грехи отцов: ГУЛАГ, политический сыск, бульдозерные выставки и цензуру.

Второе последствие стрессовой ситуации - взаимное проецирование (себя и собственных страхов). Оппоненты генерируют собственную проекцию: Зюгановым будет вертеть его окружение, он пустит кровь и расстреляет очередной Белый Дом. Сторонники проецируют страхи, объявляют, что оппоненты находятся под воздействием тёмных сил - таких как американцы, МВФ и бессмертный масонский заговор.

Это эмоциональные последствия логических ошибок. Если, например, поведение Ельцина регулируется преимущественно эмоциональными, биологическими факторами (страх, тревога), у Зюганова все же доминируют более цивилизованные социальные регуляторы - в основном это стыд и связанные с ним понятия, такие как престиж, репутация, уважение (неуважение, унижение, оскорбление). Наверное, иногда ему хочется ответить своим оппонентам просто, одним словом: "Стыдно!". Предполагается, что они вспомнят босоногое детство, покраснеют и начнут каяться. 

Те, кто еще помнит школьные годы, возможно, не забыли, что в школе их обучали правилам. Аналог правила в политике - закон. Своей нездоровой привязанностью к закону Зюганов буквально утомил и своих, и чужих. Чужие устали от его упреков, неожиданных от члена партии, известной в прошлом склонностью к революционным методам решения политических вопросов. Свои раздражены медлительностью и неэффективностью политической деятельности вследствие попыток соблюдать законы в условиях законодательного беспредела оппонентов. Зюганов, славянофил и коммунист по убеждениям, психологически является законопослушным буржуа, типичным западником, тогда как тот же Ельцин, гарант демократических реформ, в душе - типичный восточный владыка, сумасброд и самодур, причем еще и с придурью.

Как человек, живущий по закону, Зюганов ассоциируется в России с неведомым, и как неведомого, чуждого, как "немца", она его инстинктивно опасается.

"И МИЛОСТЬ К ПАДШИМ..."

Кроме всего прочего Зюганов еще и альтруист, то есть действительно учитель в лучшем смысле этого слова. Честолюбивые амбиции ему, по-видимому, не свойственны, что проявляется не только в декларациях, но и на "клеточном", языковом уровне: в отличие от Ельцина, Лебедя или Жириновского он не любит говорить о себе, не любит даже употреблять местоимение "я".

Наряду с этим он обостренно переживает проблемы окружающих, склонен сочувствовать, жалеть и заботиться. Дело в том, что сам Зюганов не принадлежит к "битым" или обиженным судьбой, по-видимому, его жизненный путь был достаточно благополучен, однако его отец, близкий ему человек, вернулся с войны безногим и умер от ран. Зюганов с детства привык заботиться об отце, чувствовать его беду, как свою.

Похоже, детские травматические впечатления оставили сильный отпечаток на его характере. Отсюда и ненависть к войне, вообще к жестокости, как таковой, к бесчеловечным методам решения общественных вопросов. "Генотип" учителя наложился ожился на печальный детский опыт. Вряд ли имеет смысл ждать от Зюганова "революционности".

Характерно восприятие России в категориях болезни и здоровья. Страна ассоциируется у Зюганова с больным, находящимся в критическом состоянии, а то и с ущербным, покалеченным человеком, нуждающимся в заботе и лечении. И это, скорее всего, не газетные метафоры, а след глубоких личных переживаний.

ЮРОДИВЫЙ?

Иногда создается впечатление, что Зюганов не от мира сего. Таких людей сторонятся, не знают, о чем с ними разговаривать. По крайней мере, интервьюерам рядом с ним неуютно.

Раздражает его непрестанная (и неуклюжая) забота о нравственности. Общественность не прочь, когда власть заботится об ее пропитании, когда вовремя убирает пыль и стирает носки (в общем, она любит Лужкова). Взгляды же - суверенная область, доступ туда закрыт. Общество не успело еще нарадоваться доступности этических, эстетических и интеллектуальных крайностей. Значит - прощайте, любимые мелодрамы, секс, ужасы, поп-музыка, мистика? В школе, конечно, этому не учат, но нельзя же так.

Раздражают его претензии на президентский пост, не подтвержденные рейтингами популярности. Складывается впечатление, что он не видит, как им манипулируют в предвыборных расчетах (самый удобный кандидат для второго тура выборов). Впрочем, школьные учителя обычно знают, что дети корчат рожи за их спиной. Знают и то, что их дело - выучить грамоте, а в космос (или банк) полетят ученики. Они терпят насмешки. Говорят на своем слишком правильном (устаревшем? надоевшем?) языке. Что-то в этом есть - то ли мудрость, то ли наивность.

Мало кто знает, что в быту Зюганов вполне компанейский человек, любит рассказывать анекдоты, в студенческие годы был капитаном команды КВН, неплохо танцует. В другой ситуации все считали бы его милым и симпатичным, охотно приглашали на презентации, не забывая при этом поправить съехавший на сторону галстук. 

Геннадий Зюганов. Психологический портрет