Психологический портрет композитора

это может вам помочь Диплом в Виннице: стоит ли покупать? Покупка дипломов – это приобретение документов о получении вами среднего или высшего образования

Психологический портрет композитора

Среди людей искусства Композитор выделяется особой загадочностью: человек обыкновенный, не одаренный никаким талантом все-таки может себе представить, как слова слагаются в поэтические строки, как на холсте запечатлеваются картины природы, лица и фигуры людей. Но представить себе, как ничего не изображая и ни о чем не повествуя, Композитор создает величественные симфонии, почти невозможно.



Доверие общества к поэзии, литературе и живописи доходит до такой степени, что они становятся едва ли не обязательными элементами образования, композиторство же молчаливо признается особым видом творчества, доступным даже в простейших своих формах далеко не каждому. Может быть не случайно в глазах писателей именно Композитор стал как бы символом боже-ственной непознаваемости таланта. 'Доктор Фаустус' не имеет себе равных среди романов всех времен, и этот факт вполне объясним - здесь читатель полностью отдается на волю авторской Фантазии, автор не стеснен никакими предрассудками и предубеждениями толпы, ибо никто не рискнул бы утверждать, что ему понятна таинственная природа композиторского дара.



Однако, тайна композитора может быть хотя бы частично разгадана с помощью его собственных свидетельств, где он делится воспоминаниями и о том, как он впервые почувствовал себя сочинителем, и о том, чему он научился у других, а что приобрел сам на своем опыте, и о том, как к нему приходят музыкальные мысли и как ему удается превратить их в реальное звучание...



Эти бесценные свидетельства, конечно, ни в коей мере не являются научным объяснением или теорией композиторского творчества, но они позволяют составить как бы собирательный портрет Композитора, выделяя и подчеркивая те мотивы и наблюдения, которые не являются индивидуальной принадлежностью лишь одного автора, а повторяются в воспоминаниях и размышлениях многих композиторов, пытающихся рассказать о себе и своем творчестве.



'...детское изречение Глинки 'музыка - душа моя' оно вполне точно определяется словами 'носить музыку в себе'... и притом ощущать себя я

Психологический портрет композитора

'сочинителем'. Б. Асафьев



'Счастливая, невозвратимая пора детства' Композитора наполнена звуками, эти звуки и есть то основное и главное, что он помнит наиболее ярко. 'Звуки Санкт-Петербурга все еще легко всплывают в моей памяти' - вспоминает уже в старости Игорь Стравинский.



'Зрительные представления возникает у меня главным образом при неожиданных сдвигах и комбинированном давлении на память, тогда как звуки; когда-либо зафиксированные ею, как бы пребывают в состоянии готовности к немедленному воспроизведению; и если мои отчеты о виденном подвластны преувеличениям, ошибкам наблюдения, вымыслам и искажениям памяти самой по себе... то мои воспоминания о звуках, должно быть, верны: в конце концов я доказываю это своим творчеством'.



Иногда эти звуки становятся 'строительным материалом' для творчества. ('Последний пример абсурдным образом запомнившейся 'мьюзик конкрет' - это петербургский телефон. Его трезвон был еще более резким, чем тот, от которого мы страдаем в нынешнее время. В самом деле, он звучал в точности как музыка вводных тактов 2 акта 'Соловья').



Причем, эта слуховая направленность восприятия распространяется не только на звуки окружающей жизни и природы, но и на человеческую речь. 'И как хорошо воспринимается слово именно на слух. То есть сам я воспринимаю его на слух более интенсивно, чем глазом при чтении!' - признается А. Веберн в одном из писем А. Бергу .



Необычайная слуховая впечатлительность порой мешает композитору, мучает его; 'У Малера очень тонкий слух ко всем звукам природы, он слышит их, хочет он того или не хочет - вспоминает его друг Н. 'В Штейнбахе - на Бреннере его чуть не привел в отчаяние неустанно кукарекавший петух, крик которого выделялся какой-то своеобразной модуляцией' .



r>

Психологический портрет композитора

Эти свидетельства могут навести на мысль, что сам орган слуха, его физиология у композитора несколько по-другому устроены, чем у обыкновенного человека. Природа же этих отличий может быть выяснена лишь в ходе специальных исследований, и здесь, как впрочем, и во всех других случаях, наблюдения композитора над собой лишь задают вопросы, ставят проблемы и обращают наше внимание на те факты, которые могли бы без его помощи ускользнуть от нас.



Известно, что музыкальный талант пробуждается необыкновенно рано, и проявляется он как правило в том, что маленький музыкант довольно уверенно играет достаточно сложные произведения и даже немного сочиняет. Но знакомясь с воспоминаниями Композитора о своем детстве, мы вдруг узнаем, что ощущать свое призвание он начинает гораздо раньше, чем вообще прикасается к инструменту, или начинает пробовать себя в композиции.



Вот два характерных свидетельства на этот счет; 'Я не помню, когда и как я впервые ощутил себя композитором. Помню только что такая мысль возникла у меня в раннем детстве, задолго до каких-либо серьезных музыкальных занятий' (И. Стравинский) .



'Тавр явился для меня тем местом, где я впервые начал сочинять музыку. Даже до того, как меня начали учить ей, во мне жило неясное влечение к композиции' (А.Онеггер).



Вероятно, это предчувствие рождается у Композитора на основании слушания музыки, ибо другой музыкальной деятельности он пока не знает. Композитор слышит по-другому не только звуки окружающей жизни, он наделен своего рода 'творческим слухом', и восприятие музыки уже в раннем детстве отличается у него особой активностью, это уже 'творческое слышание'. Можно даже предположить, что во время слушания Композитор как будто вновь сочиняет однажды сочиненную другим музыку, или в голове его непроизвольно рождаются собственные музыкальные образы, которые он еще не может ни полностью осознать, ни тем более зафиксировать.



Смутно ощущаемая интимная связь с музыкой по мере взросления я

Психологический портрет композитора

Композитора становится его единственной страстью, ради которой он готов на лишения, на разрыв с родными и на любые тяжкие испытания. 'Я читал и перечитывал партитуры Глюка, переписывал и заучивал их наизусть; из-за них я потерял сон, забывал о пище и питье; я ими бредил', - вспоминает Г.Берлиоз о годах своей юности .



Однако, не только любовь к музыке, но и ненависть сопровождает Композитора. Она особенно возрастает в эпохи революционных изменений и смены эстетических воззрений в искусстве. Композитор может чувствовать к музыке, ему чуждой, даже нечто вроде физического отвращения. Так, Сабанеев, вспоминая о Скрябине, говорит, что исполнение музыки Чайковского он мог выдержать лишь на пределе физических сил, он с трудом удерживался, чтобы не выбежать из зала, и лицо его и вся его фигура были искажены ужасным страданием.



Такого рода 'суровость' к своим оппонентам в искусстве свойственна многим композиторам: общеизвестна вражда Вагнера и Брамса, Прокофьева и Шостаковича, Римский-Корсаков давал своим ученикам издевательские рецепты 'как писать под импрессионистов', а музыка 'Могучей кучки' для Стравинского отдает 'зачерствелым натурализмом и любительщиной'.



Упоминать три-виальные факты, говорящие о наличии эстетических споров, в психологичес-ком отношении было бы ни к чему, если бы не особый оттенок 'физиологичности', который питает эту непонятную обыкновенному человеку 'эстетическую ненависть', которая часто, кстати, вовсе не носит личного характера.



Некоторое объяснение такого рода явлениям дает П. Хиндемит, который пишет: 'Они (композиторы) находятся в вечном состоянии художественного нарциссизма, - по сравнению с которым безобидное самолюбование Нарцисса является просто детской игрой' .



Действительно, Композитор как бы не может отделить себя, свое художественное 'я' от написанной им музыки. Знаменитое детское выражение Глинки: 'музыка - душа моя' можно о

Психологический портрет композитора

понимать не метафорически, а буквально. Для Композитора он и его музыка - неразрывное тождество, и то, что противоречит его музыке, пытается как бы 'спорить' с ней, вызывает у Компо-зитора почти физическую боль. Смерть Бизе после провала 'Кармен' служит печальным подтверждением слов Листа: 'Для некоторых художников их творчество - это их жизнь' .



Любовь Композитора к музыке, полное самоотождествление с ней, конечно, несравнимы с той приятной привязанностью, которую испытывают к искусству просвещенные меломаны или профессионалы, не обладающие выдающимся талантом. При этом Композитор ощущает некий таинственный магнетизм, который излучает музыка; он чувствует себя призванным и избранным. 'Печальна и величественна судьба художника. Не он избирает свое призвание, но призвание избирает его и неудержимо влечет его вперед... Он чувствует себя как бы добычей некоего, не имеющего названия недуга; неведомая сила заставляет его выражать в словах, звуках, красках идеал, который живет в нем и наполняет его такой жаждой желания, таким мучительным стремлением к обладанию, какие ни один человек не испытывал к объекту реальной страсти' (Ф. Лист).



Естественно, что свое представление о психологии творчества композитор и пианист Ф. Лист хочет распространить и на прочие искусства но в этом высказывании явно проступает, как бы сейчас сказали, 'фрейдисткий мотив', и так как высказанная Листом мысль есть несомненно плод самонаблюдения, то по отношению к Композитору такого рода свидетельство представляет большую ценность. Тем более, что подобные высказывания имеются и у других авторов.



Так, Л. Сабанеев вспоминает о Скрябине: 'Страшным эротизмом, предельно утонченным была наполнена эта творческая индивидуальность' .



В этой же книге воспоминаний Л. Сабанеева есть и более откровенные свидетельства о связи творческой фантазии Скрябина с эротическими представлениями. Признание же К. Дебюсси, которое в свойственной ему манере выглядит как полунамек, тоже весьма характерно. Он пишет: :

Психологический портрет композитора

'...страстно увлеченные искусством - неизлечимые влюбленные, и с другой стороны, никто и никогда не будет знать, до какой степени музыка подобна женщине, что, быть может, и объясняет зачастую свойственное гениальным людям целомудрие' .



Ни для кого не секрет, что в отечественной психологической науке до последнего времени 'фрейдистские' теории одаренности были не в чести, да мы и не имеем практического опыта построения такого рода теорий, в то время как на Западе провозглашенная З. Фрейдом скрытая связь художественной и иной одаренности с эротизмом является общеизвестным фактом. Конечно, признания Композитора, подобные только что приведенным, могут быть лишь метафорами и сравнениями; но все же не исключено, что самоотождествление Композитора со своей музыкой, его художественный нарциссизм, и легкое 'эротическое облако', проглядывающее сквозь наблюдения Композитора над собой, каким-то образом обнаружат свою неочевидную связь.



Эстетическое чувство Композитора столь же сильно и безусловно, как и его о любовь к музыке. Причем, чувство это вещественно, предметно, зримо и осязаемо. Характерно в этом отношении замечание А. Н. Скрябина, переданное Л. Сабанеевым: 'надо, чтобы получилась форма как шар, совершенно как кристалл. Я не могу кончить, раньше чем не почувствую, что шар есть. Сейчас тут нет еще двух тактов' .



Ему невольно вторит и Пабло Казальс, который сравнивает художественно удовлетворение с 'весомостью золота'. Выступающий в роли Роберта Крафта Хуан Корредор уточняет: 'Принц де Бройль сказал, что по мере того как он раскрывал т айны основ квантовой физики, ему казалось, что им постепенно овладевает внутренний покой и ясность'. На что П. Казальс ответил: 'У меня тоже бывает нечто подобное, но к этому присоединяется ощущение скорее физического порядка. Вот оттого-то я и употребляю это образное выражение 'весомость золота' .



r>

Психологический портрет композитора

Из этого следует что даже такое интеллектуальное и духовное проявление Композитора как эстетическое чувство, чувство красоты и завершенности сделанного, ощущается им едва ли не физически. Музыка как бы 'втягивает' в себя все органы его чувств: он обостренно воспринимает весь звуковой мир, который способен отодвинуть на второй план впечатления зрительные, уже в младенчестве он смутно ощущает свое призвание и склонен называть музыку своею душой, затем музыка становится его единственным и лучшим 'я' и он не может отделить себя от нее, причем страсть эта столь сильна, что способна заменить ему человеческую любовь, и, наконец, музыкальную красоту, им созданную, он воспринимает как нечто вполне осязаемое. В музыке загадочно и неразрывно слиты для Композитора все зримые и осязаемые формы мира, и связь его с музыкой является органической в буквальном смысле, то есть связь эта носит характер ни в коем случае не умозрительный и не только духовный, а охватывает все стороны его существа. а.