задать вопрос психологу :: расслабиться и получить удовольствие

Тревожность в эпоху масс-медиа (цитаты из книги М.М.Решетникова "Психическая травма")

это может вам помочь Плюсы фасадов В России фасады появились не так давно, как например, в Германии или Финляндия

Тревожность в эпоху масс-медиа (цитаты из книги М.М.Решетникова "Психическая травма")

Понятие "травма" используется для обозначения любого переживания, которое вызывает непереносимые душевные страдания. А определение "непереносимые" применимо всякий раз, когда обычных защитных механизмов психики (конкретной личности) оказывается недостаточно. Уровень непереносимости является глубоко индивидуальным.

Внешняя реальность в ряде случаев предъявляет непосильные требования к психике и поэтому последняя вырабатывает системы защит, часть из которых генетически предопределена, а часть формируется в процессе жизни и развития, то есть относится к приобретенным психическим образованиям.

Важнейшей (для психопатологии) формой защиты является вытеснение, то есть перевод неприемлемых для личности психических содержаний из сознательной сферы в бессознательное и удержание их там. Эта форма защиты иногда определялась как "универсальное средство избегания конфликта" - неприемлемые воспоминания, мысли, желания или влечения вообще устраняются из сознания (но они все равно есть в психике).

К другим широко известным (даже на бытовом уровне) формам психических защит относятся:

- рационализация - или псевдоразумное объяснение своих поступков, желаний, комплексов и влечений.

- проекция - то есть приписывание другим людям вытесненных переживаний, черт характера и собственных (скрываемых от себя и чаще - социально неприемлемых) намерений или недостатков.

- отрицание - когда любая информация, которая тревожит или может привести к внутреннему конфликту, просто не воспринимается, от нее как бы "отворачиваются", ей "не доверяют".

- замещение - реализуется преимущественно путем смены цели действия и (или) знака эмоций.

Однако если эти защиты не срабатывают, проявляется "вторая линия защит", основное предназначение которых состоит в том, чтобы непереносимая травма вообще не была пережита, происходит не переработка неприемлемой реальности, а уход от нее. Эти защиты в рамках психоаналитического подхода определяются как "примитивные".

* В качестве самостоятельных феноменов защитного характера заслуживают упоминания еще два аспекта внутреннего мира травмы, в частности синдром навязчивого повторения (в том числе - в виде снов, воспоминаний и поведенческих реакций) и одновременно всегда присутствующий "мотив": "Это никогда не должно повториться!" Наиболее часто этот мотив проявляется в отношении ситуаций, в которых было пережито чувство беспомощности в сочетании с неизбежностью угрозы или смерти (что в последующем может порождать все формы ограничительного или "избегающего" поведения - конкретных мест, ситуаций, отношений, фильмов, мыслей, ассоциаций и т. д.). Здесь позволительно высказать предположение, что одними из форм такого "избегания" (в частности, мыслей или воспоминаний) могут быть алкоголизм, наркомания, а также игровая зависимость.

Травмированная психика продолжает травмировать саму себя, более того - эти люди постоянно обнаруживают себя в жизненных ситуациях, в которых они подвергаются повторной травматизации.

* В основе симптомов психического страдания всегда лежит некий болезненный аффект, который - и это очень важно понять - находится в психике в особом "связанном", непереносимом и поэтому - отщепленном от воспоминаний состоянии. Несколько упрощая: аффект существует как бы сам по себе (где-то в "глубине"), а воспоминание - само по себе (в сознании); хотя их связь все-таки присутствует, но в "заблокированном" виде; и именно этот "блок" становится "ядром" психопатологической симптоматики. Отсюда следует, что терапия успешна только в случае реконструкции травматической ситуации в безопасных условиях и восстановления нарушенных психодинамических связей с высвобождением аффекта (и ликвидацией "блока").

* Рефлекторная реакция на физическую боль - отстранение, избегание, бегство. Но основная функция боли все-таки информационная - она сообщает нам, что произошла травма, и одновременно запускает механизмы, направленные на исцеление или обеспечивающие выживание, а также формирует соответствующий опыт ("защитные поведенческие реакции") для предотвращения подобных эксцессов в будущем. Психическая боль также информирует о чем-то. О каком-то внешнем или интрапсихическом неблагополучии.

* Мы можем сколько угодно гордиться нашими современными достижениями, но знаниями о том, что наши пациенты страдают преимущественно от воспоминаний, что для исцеления необходимы воспроизведение травмы как бы "здесь и сейчас" и ее отреагирование с разрядкой заблокированных эмоций, что психическую травму может вызвать любое переживание, провоцирующее аффект, и прежде всего - ситуации утраты, страх и стыд, что исход пережитого всегда зависит от уязвимости конкретного человека, что ряд мелких или частичных травм может суммироваться и затем оказывать кумулятивный эффект, - всем этим мы обязаны Фрейду.

* Фрейд отмечал, что наши пациенты не только постоянно находятся в плену болезненных переживаний далекого прошлого, но и отчаянно цепляются за них, потому что они обладают некой особой (пусть и трагической) ценностью. В ряде случаев пациенты не только не могут освободиться от этого (пугающего или даже мерзкого) прошлого, но готовы ради него отказаться от настоящего и будущего - и вообще от всего, что происходит в реальности. Происходит то, что Фрейд назвал "фиксацией" на травме, которая может простираться на многие месяцы и годы, а иногда - на всю жизнь.

* Любое негативное событие может как пройти совершенно незамеченным (для одного субъекта), так и вызвать любую форму психопатологии (у другого) в зависимости от его индивидуальной истории развития и состояния его психики. К "расщеплению психики" приводит не сама травматическая ситуация, а устрашающий смысл, который событие приобретает для конкретного индивида.

* Так же как и большинство других психических расстройств, выраженность ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) может широко варьировать от легкой до очень тяжелой степени страдания, вплоть до инвалидности, но большинство пациентов, опять же - как и при соматических заболеваниях, оказываются способными вести вполне полноценную жизнь, особенно если они своевременно получили квалифицированную помощь и периодически имеют адекватную психотерапевтическую поддержку. Терапия при клинических формах ПТСР всегда длительная - она длится годы, с перерывами, иногда - также на годы (на период ремиссий), и, как правило, затем требуются повторные курсы при обострениях (чаще именуемых "срывами"). Эти "срывы" весьма многолики - от обычных депрессивных эпизодов, провоцируемых и неудачами, до криминальных, включая убийства и попытки самоубийств. Обострения обычно выражаются в истерических, психопатических и депрессивных реакциях и состояниях.

* Многие на протяжении жизни несколько раз подвергаются воздействию , среди которых ведущими являются: дорожно-транспортные происшествия, аварии на производстве или техногенные катастрофы, вплоть до национального масштаба, стихийные бедствия (землетрясения, цунами, смерчи, наводнения, лесные пожары и т. д.), социальные кризисы, войны, терроризм и локальные военные конфликты, утрата близких, нападение, сексуальное и домашнее насилие и т. д.

Хотя большинство людей способны самостоятельно преодолеть возникающие при этом (нередко - чрезвычайно тяжелые) переживания и постепенно вернуться к нормальной жизни, в настоящее время признано, что достаточно значимая часть пострадавших (от 3 до 10%) будет нуждаться в неотложной и затем длительной психиатрической, психотерапевтической и (или) психологической помощи и поддержке в связи с развитием стойких посттравматических нарушений в социальной, профессиональной, семейной, сексуальной или соматической сфере.

Наиболее патогенными являются изнасилование, участие в боевых действиях, плохое обращение в детстве и пренебрежение ребенком, а также сексуальное домогательство. Таким образом, мы еще раз возвращаемся к хорошо известному в психоанализе положению, что наиболее тяжелые последствия характерны для детских и сексуальных травм.

* Усиление базисной тревоги и ухудшение психофизиологического состояния людей, даже находящихся в тысячах километров от трагедии, - это общеизвестный факт, в основе которого лежит неизбежное психоэмоциональное включение субъекта в любое наблюдение. Неизбежное психоэмоциональное включение формирует феномен "соучастия" и последующие идентификации. Основной формой идентификации в культурном сообществе является идентификация с жертвами и пострадавшими, что тут же провоцирует соответствующие, хотя и не слишком отчетливые психопатологические феномены, и предполагает необходимость широкой социальной терапии. Однако в некоторых случаях возможна защитно-бессознательная "идентификация с агрессором" (особенно у молодых людей), что может приводить к росту правонарушений и преступности.

* Согласно закону сохранения психических содержаний, любое психическое содержание, особенно эмоционально значимое, однажды вошедшее в психику, никогда и никуда не исчезает, а трансформируется в другие содержания, при этом тяжелые негативные переживания, как правило, трансформируются в патологические психические и психосоматические феномены. А одним из ведущих способов предотвращения такой трансформации является отторжение (дебрифинг) аффективных или обычных негативных психических содержаний путем их вербализации (как правило, многократной и высоковариативной, включая творчество и т. д.).

* Все, что касается проработки проблем, переструктурирования травматического опыта, работы с горем, оплакивания и отреагирования эмоций - это уже специальные темы, требующие длительной индивидуальной работы с квалифицированным терапевтом. Дебрифинг обычно бывает достаточно кратким (6-10 сессий) и, естественно, он не отменяет необходимость последующей терапии и реабилитации.

Наиболее трудным представляется дебрифинг с различными категориями врачей и психологов, которые хотя и осуществляют его сами с пострадавшими, чаще всего демонстрируют высочайший уровень сопротивления личной психопрофилактической работе и демонстрируют такой же уровень иллюзорной уверенности, что "синдром профессионального сгорания", "профессиональное истощение" или "психическое заражение" - это все не о них.

Терапия психической травмы.

В каждом конкретном случае, особенно при индивидуальной психической травме, мы сталкивается с тем, что в острый период травмы квалифицированная психиатрическая и психологическая помощь - крайне редки, и обычно проходит несколько недель, месяцев и даже лет, прежде чем потенциальный пациент (самостоятельно или по совету близких) придет к выводу о необходимости обращения к специалисту.

* В краткосрочной терапии ПТСР можно выделить три основных этапа: 1) установление доверия и формирование у пациента чувства безопасности для предъявления любого эмоционального и вербального материала; 2) проблем-центрированная работа в сочетании с поддерживающей терапией; 3) интеграция личности пациента и обращение его к реальности с последующим переходом к формированию жизненной перспективы.

Особо следовало бы подчеркнуть, что для пациентов с ПТСР одномоментный отказ от защит и имеющихся стратегий избегания невозможен и даже опасен, так как они могут не справиться с невыносимыми страданиями и силой аффекта. Поэтому формирование ощущений безопасности представляется одной из самых важных и самых сложных задач, которая предполагает, что пациент никогда не останется один на один со своим горем, а терапевт ни при каких условиях не будет испуган, взволнован или потрясен и не испытает растерянности или брезгливости, какой бы материал ему ни был предъявлен. Даже если самообвинения пациента или обвинения терапевта в том, что он мучает пациента, в том числе - если его крики и рыдания будут слышны на противоположной стороне улицы, где расположен офис терапевта, нельзя просить его вести себя потише. Аффект должен быть отреагирован, а пациент "вознагражден" принятием терапевта, понимающего, что ему давно хотелось выразить (излить, выкричать) эту боль; и это большое доверие, что он сделал это здесь в присутствии другого человека.

Паранойя в эпоху масс-медиа.

Как известно, паранойя относится к моносимптоматическим психическим расстройствам. Характерно, что ложные мысли и идеи пациента имеют обыденное содержание, то есть - чаще всего отражают ситуации, встречающиеся в реальной жизни: пациент считает, что его преследуют, обманывают, изменяют ему, пытаются унизить, подчеркнуть его неполноценность, отравить или заразить чем-либо или даже уничтожить.

Вне этого "узко сфокусированного" интеллектуального расстройства у пациента обычно нет никаких нарушений поведения, странностей или причудливостей, и нередко он демонстрирует весьма высокие социальные достижения. В настоящее время общепризнано, что основные причины бредовых расстройств относятся к психосоциальным, а главными провоцирующими моментами являются: психические травмы, особенно - случаи унижения, физического или психического насилия в далеком прошлом, жестокость и отсутствие заботы со стороны родителей, их чрезмерная требовательность к ребенку или ориентация его на непосильные достижения.

В результате нормальное чувство базисного доверия не формируется, и такая личность оказывается исходно ориентированной на ощущение враждебности ближайшего окружения или всего мира.

* Вообще чаще всего при паранойе случается передача болезненных расстройств от одной личности к другой, "индуцированное помешательство". При этом сомнения и предположения постепенно превращаются в уверенность и затем в непоколебимое убеждение. Легко представить, какие возможности предоставляет для этого эпоха масс-медиа.

* Фрейд высказывает идею о необоснованности противопоставления индивидуальных и массовых психических феноменов и о том, что массовая психология должна рассматривать каждого отдельного человека не как самостоятельного субъекта, а "...как члена племени, народа, касты, сословия, институции...", и особо подчеркивает, что в отличие от отдельного индивида масса (народ, племя) всегда более "импульсивна, изменчива и возбудима".

Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам, благородными или жестокими, героическими или трусливыми, "но во всех случаях они столь повелительны, что не дают проявляться не только личному интересу, но даже инстинкту самосохранения...

Масса чувствует себя всемогущей, у индивида в массе исчезает понятие невозможного"... Таким образом, в групповом поведении мы обнаруживаем те же самые феномены, что и в индивидуальной жизни, но одновременно появляется и особый феномен - феномен всемогущества.

* При наличии в истории народа тяжелой психической травмы, связанной с национальным унижением, через какой-то достаточно длительный период могут "вызреть" те или иные ложные идеи (или идеи отношения).

* При исследованиях национальных аффектов и массовых психических травм (нанесенных враждебной группой) особое значение приобретают механизмы передачи следующему поколению.

В процессе обследования бывших узников концлагерей (после Второй мировой войны), в том числе детей, было установлено, что от родителей детям передается нечто большее, чем просто тревожность или другие аффекты депрессивного или маниакального характера.

Дети выживших (после национальных трагедий) гораздо глубже идентифицируются с родителями и проявляют признаки и симптомы, относящиеся к прошлым психическим содержаниям их родителей и в целом - к прошлому (свидетелями которого они не были и быть не могли). Эта концепция "идентификации" хорошо известна как в психоанализе, так и за его пределами. Главное в этой концепции состоит в том, что подвергшиеся тяжелой психической травме взрослые могут "вложить" травматизированный образ себя в формирующуюся идентичность своих детей. В результате дети становятся носителями ущербного родительского образа, хотя этот образ может существенно варьироваться в зависимости от сопутствующих экономических, социальных и прочих условий.

После массовой травмы (вызванной враждебной группой) сотни, тысячи или даже миллионы индивидов вкладывают свои травматизированные образы в детей, и в итоге возникает кумулятивный эффект, который определяет психическое содержание идентичности большой группы. При этом все эти "вложенные образы" ассоциативно связаны с одним и тем же травматическим событием.

В итоге "общая задача" следующего поколения заключается в том, чтобы сохранить "память" о травме родителей, оплакать их утраты, отреагировать их унижение или (если первое не удается) - отомстить за них. Однако какие бы формы ни приобретало проявление памяти о травме в последующих поколениях, основной задачей остается сохранение ментального представления о травме предков, которое постоянно (на протяжении десятилетий и столетий) укрепляет особую идентичность той или иной большой группы.

Вамик Волкан назвал такие ментальные представления "избранной травмой" большой группы. И в ситуациях, когда этой большой группе угрожает новый этнический, национальный, экономический, политический или религиозный кризис, ее лидеры (интуитивно или осознанно) обращаются именно к этой "избранной травме", обладающей особым потенциалом для достижения эмоциональной консолидации группы.

* Вероятно, будет нелишним напомнить, что хотя мы справедливо говорим о международном терроризме, на территории собственных государств мы гораздо чаще сталкиваемся с бытовым фанатизмом и криминальным и полукриминальным терроризмом своих же сограждан. На один крупный международный теракт приходятся сотни "локальных", обычно квалифицируемых как "хулиганство", и тысячи - вообще никак не квалифицируемых. По сути эти два вида терроризма различаются только масштабом угроз, жертв, требований и освещением в СМИ. Но мы почему-то не замечаем этих "параллелей". В результате наше продвижение к пониманию ряда социальных процессов явно тормозится тем, что мы все время что-то недомысливаем и недоговариваем.

* Зрелище зла и насилия порождает не только негодование, возмущение и презрение, но и потребность в отреагировании - потребность в зле и насилии. Страдают не только все свидетели преступления, включая убийц и еще не способных понимать трагичности происходящего безмолвных младенцев. Эпоха масс-медиа принесла не только информационную прозрачность нашего мира, она приоткрыла и темную бездну наших душ, дойдя до их самых зловонных закоулков, где явно витает тошнотворный привкус крови. Присмотримся внимательнее к современному кинематографу, который старательно удовлетворяет наши потребности и тайные желания.

* Как показывают специальные исследования, в условиях выживания никакие моральные и этические нормы "не работают", культурная "надстройка" личности исчезает, и обнажается "фундамент" - общий для нас и других животных.

* Перед каждой личностью появилось слишком много угроз: экологического, техногенного, социального и криминального происхождения.

Ключевым вопросом для любого культурного сообщества является то, как, куда, кем и каким образом направляются, модулируются и контролируются нормальная социальная активность (в том числе - оппозиционного регистра) и нормальная социальная агрессивность. Так как, если не происходит адекватной разрядки вышеупомянутых потребностей на социально значимые цели (а сама потребность, так же как и потребность в ее реализации, остается), они легко маргинализируются и принимают иные формы - вплоть до патологических проявлений, или агрессивности и фанатизма малых групп, или даже "протестов" одиночек.

* Это в доинформационный период побеждал тот, кто нанес больший урон живой силе и технике противника. Сейчас победа измеряется не количеством загубленных душ, а влиянием на них. Мы открыто признали, что живем в обществе потребления. Да, можно потратить всю жизнь, чтобы иметь как можно более широкий доступ к этому потреблению, чтобы иметь еще один дом или дворец, еще одну или две машины, еще один миллион или миллиард, но умирать за это - нельзя. Умирать можно только за идею.

* Нам стоило бы больше думать о том, созданы ли реальные условия для того, чтобы социальные активисты (прежде всего - молодые люди) имели возможности для выражения своих мнений и точек зрения (каковы бы они ни были)? Существуют ли в современных обществах действенные механизмы, которые позволяют отдельным людям, профессиональным, религиозным или национальным группам быть услышанными? Возможно ли вообще создание такой ситуации, которая будет побуждать социальных активистов самого различного толка к сотрудничеству? Как обеспечить формирование более безопасной, ответственной, надежной и более прогнозируемой социальной атмосферы, где люди смогут актуализировать свои цели и потребности, не прибегая для утверждения своих идей к ущемлению свободы окружающих? Протест против давления властных структур и обесценивания человеческих отношений может принимать самые различные формы - от, казалось бы, безобидных до поражающих своей жестокостью.

* Мы хорошо помним, как после очередных атак террористов в социуме формировались (вполне объяснимые с точки зрения посттравматического синдрома) массовые фобии и : страх перед пользованием метро, самолетами и поездами, отправлением детей в школу, посещением популярных курортов, театров и кафе, отмена запланированных проектов, снижение работоспособности, нарушения сна и т. д. Трудно подсчитать моральный ущерб, впрочем, как и экономический, от такого ограничительного поведения.

* Уже давно началась целая эпоха экологических и социальных кризисов, техногенных катастроф и терроризма, индивидуально-психологических последствий которых ("благодаря" СМИ) в экономически развитых странах не удалось избежать никому. Можно лишь еще раз с горечью повторить один из выводов: без работы никто из психотерапевтов в ближайшее столетие не останется.